Игорь Грабарь: управляющий искусством — The Art Newspaper Russia
Грабарь действительно чем-то походил на Вазари. Оба они были не слишком выдающимися художниками, но оба оставили по себе нестираемый отпечаток в истории искусства. Как бы мы могли обойтись без вазариевских «Жизнеописаний» и без грабаревских многотомных историй русского искусства (и дореволюционной, и послевоенной, советской академической)? Оба они были маньеристами (отнюдь не в уничижительном, а в чисто классификационном отношении) — понятно, каждый на свой лад: один был эпигоном мастеров Высокого Возрождения, другой — уходящих или ушедших импрессионистов. Оба они были не новаторами, а, скорее, закрепителями старого, пусть и недавнего прошлого, искусства, отдавая предпочтение школе и традиции — словом, всему тому, что иной раз рождает не столько ярких художников, сколько очень неплохих преподавателей. К примеру, таких как Павел Чистяков, у которого, кстати, Грабарь перед поступлением в Академию художеств брал уроки рисования.
Тяга к учебе у Грабаря, кажется, была в крови (его отец вынужденно стал преподавателем иностранных языков и русской словесности). Он любил учиться, а еще больше любил поучать. Последнее свойство считается признаком не совсем уверенной в себе натуры. Тем не менее Грабарь схватывал знания на лету, а затем передавал их молодым коллегам. Недолго проучившись в мюнхенской школе-студии Антона Ажбе (Ашбе), он успел разделить с ним бремя совместного преподавания. Ему буквально смотрели в рот и Мстислав Добужинский, и «вольноопределяющийся» в искусстве князь Сергей Щербатов, в будущем щедрый меценат и коллекционер. Да, эдакое всезнайство вносило некоторую прохладцу в его отношения с петербуржцами, о чем он сам никогда не говорил и не писал, даже в «честной» автомонографии «Моя жизнь». По поводу амбиций Грабаря нелестно отзывались иные из его коллег по журналу «Мир искусства», куда он с самого возникновения издания писал критические обзоры из-за рубежа. Александр Бенуа отметил эту его черту в своих «Воспоминаниях»: «Тон Грабаря был (особенно тогда, в первые годы) положительно невыносим. Он все время кого-то чему-то учил, причем в громадном большинстве случаев то были изжитые и уже давно нами пережитые „истины“».
