Юханн Никадимус: «Я испытываю гордость от того, что Манижа надевает кокошник»

Для Юханна Никадимуса все началось с вопроса – «что же у этой девушки на голове?», заданного у картины Константина Маковского «Русская красавица». Свой первый кокошник он сшил за месяц в 2014 г. и за прошедшие с тех пор семь лет проделал путь от любителя до одного из лучших в стране специалистов по древнерусскому шитью жемчугом и реконструкции кокошников по музейным образцам.

Никадимус – не просто увлеченный исследователь старины. Его цель – вывести знаменитый русский головной убор с территории околосказочных сюжетов в мир моды и ближе к жизни. В интервью «Ведомостям» он рассказал, почему в современном мире кокошнику есть место и в интерьере, и на свадьбе, и на съемках для «Евровидения».

– Исключения, к счастью, все-таки есть. Например, фабрика «Крестецкая строчка», где восстанавливают – и очень успешно – старинный русский промысел, кружевоплетение в технике крестецкой строчки. Чтобы промысел жил, важно заниматься актуализацией. Можно архивировать и находить им новое применение в сегодняшней жизни, а можно идти по пути адаптации технологий. Я нашел свой способ: начал сотрудничать с модными фотографами. Дело в том, что я изначально видел в кокошнике интересный модный аксессуар, поэтому и вышел с ним в руках к современным фотографам и стилистам. Первое время, признаюсь, на меня смотрели с удивлением, вежливо отвечали – спасибо, мы, мол, подумаем, и это ничем не заканчивалось. Но однажды все-таки случился прецедент, затем вторая история, и после нескольких съемок отношение изменилось. Потенциал предмета раскрылся, заиграл, и сейчас это уже всем интересно.

– Шесть лет назад я придумал, что традиционный головной убор может выступить в качестве интерьерного объекта – по аналогии с тем, как сегодня в интерьерах используются предметы других культур, которые изначально выполняли обрядовые функции, например африканские маски или японская традиционная кукла дарума.

Ковры в некоторых странах на Востоке и сегодня транслируют важную информацию о своих владельцах, их социальном статусе, характере, амбициях. Поэтому там могут появиться иногда, например, изображения автомобилей (символ богатства) или пулеметов (если есть цель поиграть мускулами). То же самое и с кокошниками, однажды подумал я. И предложил их в роли декоративных интерьерных объектов.

– Сначала, конечно, идею считали странной, реагировали с удивлением. И дело не столько в собственно кокошниках, сколько в том, что в России привыкли свысока относиться к народным ремеслам, фольклору национальному. Есть стереотип восприятия. Но опыт последних нескольких лет показал мне, что людям сейчас интересно обладать аутентичным предметом, надевать его изредка на какие-то домашние праздники либо светские или арт-события – например, вернисаж в собственной галерее, если владельцы достаточно эксцентричны. Все большему числу людей хочется иметь в руках настоящую вещь, аутентичную, выполненную без компромиссов, в подлинной технике.

– Я ехал в поезде, когда мне написала Манижа, что у нее сегодня имиджевая съемка для «Евровидения», для которой срочно нужен кокошник. Она попросила помочь, и это было просто удачное стечение обстоятельств: поезд прибывает в Москву в пять, съемка в семь, времени как раз хватает для того, чтобы заехать в студию подобрать вещи и приехать на съемку. И вот стали выбирать наряды, подбирать кокошники к ним. Это было очень весело.

– Мы сняли в итоге три кокошника. Первый из них – это золотой кокошник в традициях Владимирской губернии (иногда его еще приписывают Нижегородской), такие носили по всему Поволжью, в средней полосе, городские замужние женщины. Еще один образ: Манижа стоит в туго застегнутом золотом пиджаке, на ней венец, похожий на тиару, я сшил специально для февральской выставки Cartier в Петербурге. Компания попросила меня сделать несколько работ, вдохновившись тиарами Cartier, которые в начале ХХ в. дом изготавливал для русских княгинь. И я создал этот кокошник со своим авторским орнаментом, вдохновленным этими тиарами, по аутентичным технологиям. Это собирательный образ, не копия. Еще один кокошник – почелок, или венец, Архангельской губернии. В Шенкурском уезде Архангельской губернии такие головные уборы носили по праздникам девушки на выданье. Это тот венец, который вы видите на Маниже в образе Царевны-лебедь. Я сшил его по мотивам знаменитой картины Константина Маковского «Русская красавица». Он похож на снежинку, с этого венца и этого образа впоследствии многие русские художники рисовали Снегурочек и всяческие образы русских красавиц. Я обратил внимание, что на картине Маковского этот венец с разноцветными стеклами, и будет интересно посвятить специальный кокошник этой картине, поскольку именно она в свое время меня вдохновила вообще начать этим заниматься.

– Я задался вопросом, что на голове у этой девушки на картине, и с тех пор увлечен предметом. В то время я пел в фольклорном ансамбле «Таусень», руководитель которого Ярина Николаева занимается золотным шитьем и реконструкцией традиционного костюма. Я задавал ей очень много вопросов, просил рассказать о предметах, которые видел на фотографиях, в музеях, на картине Маковского. Интересовался тем, как это сделано и почему этим никто не интересуется, почему эти предметы не шьют в каких-то доступных масштабах. И в какой-то момент Ярина, замученная моими вопросами, просто предложила научить меня золотному и жемчужному шитью. Конечно, и шитьем, и кокошниками и до меня занимались и продолжают заниматься мастера, но многие при этом уходили в большей степени в исследовательскую сторону, а мне интересна именно связь с современной жизнью, to make kokoshnik great again.

– Когда мне было 16 лет, кто-то мне дал виниловую пластинку еще советского времени, где исполнители из села Большебыково Белгородской области пели народные песни. В 1970-х гг. издавали очень много записей сельских аутентичных исполнителей песенного фольклора, многие из которых не имели даже базового музыкального образования, не владели нотной грамотой. И вот я включил эту пластинку и с первых нот понял, что это моя любовь навсегда. И я пел в разных коллективах везде, где жил, – в Казани, в Москве.

– Да, и сейчас пою – в ансамбле «Междуречье» Татьяны Молчановой. Наш репертуар – преимущественно фольклор села Прудки Белгородской области и близлежащих сел.

– Не только возможен, а думаю, что в течение 3–5 лет именно это и произойдет. Тема кокошников вольется в моду как актуальный сюжет. Я не хочу сказать, что люди поголовно выйдут на улицу в венцах, речь о том, что обращение к родной культуре – это уже очень устойчивый тренд, который крепко стоит на ногах. Сегодня в тренде ручная работа, причем не просто мастерство ремесленника, а запрос на подлинность. Русское шитье жемчугом, в частности, ценится именно в аутентичном варианте. Люди устали от подделок и поделок, им хочется обладать настоящими ценностями. Запрос на подлинность сочетается с интересом к своей истории и корням, есть желание копнуть глубже, чем поверхностные стереотипы, составить свое мнение, именно узнав предмет.

Я испытываю гордость от того, что Манижа надевает кокошник, и дело не в том, что это моих рук кокошник и в прямом смысле слова моя работа. Суть в том, что в целом желание надеть на себя не некую стилизацию или имитацию, а настоящий кокошник, созданный по аутентичной технологии жемчужного шитья, в настоящей исторической традиции стало сформировавшимся устойчивым трендом. Когда я начинал заниматься жемчужным шитьем, и намека на этот тренд еще не было. Еще лет пять назад на картон наклеили бы нечто а-ля кокошник и устроили бы некий маскарад. Сегодня мода хочет использовать настоящие предметы, а не эффектные имитации, и это круче всего.

– Представители Cartier сами написали мне и предложили принять участие в этой выставке.

Дом Cartier не организовывал масштабных выставок в России с начала ХХ в. В ювелирном наследии дома есть несколько тиар, вдохновленных кокошниками, и вот теперь такой красивый зеркальный виток в развитии этих связей: мастера по реконструкции кокошников приглашают создать несколько венцов по мотивам тиар, изначально придуманных под влиянием эстетики кокошников. Мне никто не диктовал ни темы, ни идеи, ни мотивы. Это чистое творчество и вдохновение, я получил огромное удовольствие. Я подготовил три дизайна, из которых готов пока только один. Я планирую, если все сложится, в мае-июне сделать серию кокошников, посвященных тиарам.

– Кокошник у меня стоит от 30 000 до 200 000 руб. в зависимости от сложности работы и тех материалов, которые я использую. В самых несложных кокошниках может быть совсем немного вышивки или даже ее вовсе не будет, там иногда идет в ход редкая тесьма или парча. Кокошник за 200 000 руб. – это подарочная история: такой кокошник всегда богато и плотно расшит и у него обязательно есть футляр. Создание одного кокошника предполагает около месяца работы. Свою первую вещь, кокошник «Снежинка», я делал ровно месяц, и это была только вышивка. Сейчас на аналогичную вещь у меня уйдет, наверное, вдвое меньше времени. Само шитье занимает до трех недель, дальше я перехожу к оформлению. Футляр заказываю всегда индивидуально, под каждый предмет. Для этого надо найти мастера, который изготовит упаковку, или подобрать у антиквара старинный футляр подходящего размера и отреставрировать его.

– Я люблю древнерусское шитье жемчугом, один из старейших промыслов. Несколько столетий назад русские мастера невероятных высот достигли, и это непостижимо, что потом вся традиция практически исчезла. Мне кажется, это совершенно потрясающая история, когда такой драгоценный материал, как жемчуг, пришивается на настолько неблагородную вещь, как хлопковая или льняная веревка. При этом в старину веревка считалась еще каким благородным предметом – ведь она была результатом ручного труда. Процесс пришивания жемчуга к веревке – это как огранка драгоценного камня. Орнамент сначала вышивается шнурами, и затем уже на них пришивается жемчуг. И когда одежда изнашивается, можно спороть вышивку и пришить новый предмет.

– Я всегда за максимальный микс и фьюжн, мне нравится, что мода сейчас это приветствует. И сарафаны с кроссовками, и самые разные сочетания, которые раньше показались бы немыслимыми. Все зависит от вашего вкуса и уместности наряда. У меня есть суперфантазия: мне бы хотелось посотрудничать с Риком Оуэнсом. Этот американский дизайнер принципиально практически полностью отметает все декоративное, делает ставку на формы и материалы. Я бы мог использовать металлические бусины или черный жемчуг, например. Это был бы крутой вызов, радикальный поворот – оставить в стороне всю декоративность и работать только над формой, которая сочетается со всем образом.