Арт-рынок на перепутье между старыми и новыми именами — The Art Newspaper Russia
Ренессансный Портрет с большой буквы будет продаваться во время нью-йоркской недели старых мастеров Sotheby’s 28 января. Аукционный дом надеется, что картина с эстимейтом выше $80 млн поможет стимулировать спрос в верхнем сегменте рынка, с минувшего марта страдающем от последствий пандемии COVID-19.
По данным Bloomberg News, «Портрет молодого человека с медальоном» Сандро Боттичелли принадлежит фонду, учрежденному для минимизации налогов нью-йоркским девелопером и миллиардером Шелдоном Солоу, который скончался в ноябре прошлого года. Солоу приобрел картину в 1982 году приблизительно за $1,3 млн.
Весьма вероятно, что облик аукционного рынка в постпандемийный период будут определять именно запредельные цены на произведения звездных старых мастеров (в 2019 году портрет, заявленный как последняя картина Боттичелли в частных руках, выставили на ярмарке Frieze Masters за $30 млн) в сочетании с головокружительными ставками на новые работы модных современных художников, в разы превышающими их эстимейт.
На декабрьских гибридных торгах Christie’s в Гонконге и Нью-Йорке были установлены ошеломительные рекорды на работы любимчиков сегодняшнего рынка Даны Шюц ($6,5 млн), Николя Парти ($1,4 млн) и Амоако Боафо ($1,2 млн). «На арт-рынке линия раздела проходит между сверхбогатыми и всеми остальными», — говорит Майкл Мозес, член совета директоров компании ARTBnk, специализирующейся на оценке произведений искусства, для которой он создал базу данных повторных аукционных продаж.
Мозес — один из авторов легендарного индекса Мея — Мозеса, приобретенного Sotheby’s в 2016 году. Индекс объединяет данные о более чем 35 тыс. повторных продаж на торгах Christie’s, Phillips и Sotheby’s начиная с 1980-х годов в виде графика, на котором отчетливо прослеживается резкий рост прибылей в период бума на импрессионистов в конце 1980-х, уверенный подъем дохода от продаж модернизма и современного искусства в начале 2000-х и спад во время финансового кризиса 2009 года. С тех пор график успел выровняться.
«Арт-рынок переживает период застоя, и неизвестно, когда он из него выберется», — говорит Мозес. Он отмечает, что в последнее десятилетие подавляющее большинство богатых людей предпочитают делать легкие деньги, инвестируя в ценные бумаги, а не спекулируя искусством. «Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы вкладывать свои деньги в очень стабильные, ликвидные, высокоприбыльные активы», — добавляет Мозес, обращая внимание на то, что с января 2010 года промышленный индекс Доу — Джонса вырос более чем на 150%, а индекс высокотехнологичных компаний Nasdaq — более чем на 350%.
Никакой чистой прибыли от искусства
Согласно расчетам Майкла Мозеса, суммарная годовая прибыль от продажи всех произведений искусства, повторно выставленных на аукционы с 2010 года, составила всего 4,4%. Учитывая, что подавляющее большинство этих транзакций сопровождалось уплатой комиссии в размере не менее 10%, на практике эта прибыль должна была обернуться убытком. «Речи о чистой прибыли здесь не идет, — говорит Мозес. — На перепродаже искусства трудно заработать из-за невероятно высоких операционных издержек».
По данным совместного отчета банка UBS и консалтинговой компании PwC, в июле 2020 года суммарное богатство всех миллиардеров мира достигло рекордных $10,2 трлн, побив предыдущий рекорд в $8,9 трлн, установленный в 2017 году. Сейчас в мире 2189 миллиардеров против 2158 в 2017 году. «Вперед вырвались предприниматели, работающие в секторе технологий, здравоохранения и промышленности», — сообщается в отчете.
Таким образом, в мире есть множество людей, готовых выложить на аукционе непомерные суммы за произведения самых востребованных художников, чтобы получить их в обход галерейных списков ожидания.
Очередной иллюстрацией служат рекордные $4,3 млн, более чем в 20 раз превышающие нижний эстимейт, за которые ушла картина «Купальщицы» (2015) афроамериканской художницы Эми Шералд на торгах Phillips, состоявшихся 7 декабря. «Безумная борьба ставок, особенно на свежие произведения художников, недавно вышедших на рынок» — так описал тот аукцион в своей рассылке The Baer Faxt инсайдер арт-рынка Джош Байер. «Легкие деньги для перекупщиков, но, вероятно, скверная инвестиция для покупателей», — считает он.
Но, быть может, самих покупателей это не волнует. По-видимому, отличительной особенностью современного рынка является то, что сверхбогатые знают, что искусство — ненадежная инвестиция, и больше не покупают произведения в расчете на выгодную перепродажу. Они покупают их просто потому, что хотят получить эти работы — и прилагающуюся к ним «лицензию на тщеславие». «Создается впечатление, что важнее всего то, кто из художников использовал идею последним, а не то, кому первому она пришла в голову, — говорит берлинский арт-консультант Майкл Шорт. — Чувство истории сейчас полностью отсутствует».
«Красные фишки» против «голубых фишек»
Поднятая социальными сетями волна культурной амнезии может вылиться в серьезную проблему для рынка. Если покупатели продолжат интересоваться исключительно новейшим искусством — будем называть его искусством «красных фишек», — то классическое искусство — «голубые фишки» — потеряет в цене и вся система коллекционирования искусства как альтернативной инвестиции окажется под сомнением.
Если говорить о фишках, то тот момент, когда картина Даны Шюц «Лифт» (2017) ушла на Christie’s за рекордные $6,5 млн, более чем вдвое превышающие ее верхний эстимейт, обойдя «Банку супа Campbell’s» (1962) Энди Уорхола, проданную после единственной ставки за $6,1 млн, убедительно маркировал поворот от голубого к красному. В 2014 году эта классическая работа Уорхола была продана на аукционе за $7,4 млн.
Профессор Маастрихтского университета Рейчел Паунелл отмечает, что мировые аукционные продажи искусства не росли с 2014 года, когда был достигнут исторический максимум в $21,5 млрд. Но если аукционному рынку и удастся выйти из тени пандемии, то как он будет расти в ближайшее десятилетие при условии, что значительный подъем цен наблюдается только на постоянно обновляющийся список модных новых имен и на крайне редкие вещи мировых гениев вроде Боттичелли?
Ответ, разумеется, связан со сферой технологий. Или, по крайней мере, с людьми, заработавшими в ней огромные состояния, составляющие конкуренцию, а может, и превосходящие богатства, накопленные так называемыми баронами-разбойниками в конце XIX — начале ХХ века. Исторические приобретения вроде покупки железнодорожным магнатом Генри Хантингтоном картины «Мальчик в голубом» (1770) Томаса Гейнсборо в 1921 году за $640 тыс. (около $9,5 млн в сегодняшних деньгах) изменили арт-рынок ХХ века. Вне всяких сомнений, господа Безос, Цукерберг, Маск и другие способны преобразить современный арт-рынок точно так же, как они уже сделали с другими сферами мировой экономики.
Сообщается, что в ноябре минувшего года основатель Amazon Джефф Безос, самый богатый человек в мире, потратил $70 млн на работы Керри Джеймса Маршалла и Эда Руша. И все же в соотношении с размерами его состояния (которое сейчас оценивается в $185 млрд) эта покупка далеко не равнозначна приобретениям таких коллекционеров, как Хантингтон, Джон Пирпонт Морган или Генри Клей Фрик. В отличие от поколения баронов-разбойников, современные технологические магнаты не испытывают потребности в покупке невероятно дорогих произведений искусства, чтобы добиться того, что американский экономист Торстейн Веблен в своем классическом труде 1899 года «Теория праздных классов» назвал «репутабельностью».
«Они тоже инвестируют в искусство, но, насколько мне известно, без искушенности и размаха своих предшественников, — говорит Тадас Юцикас, основатель и исполнительный директор стартапа Genus AI, специализирующегося на технологиях искусственного интеллекта. — Это другая группа покупателей. Успешные люди сейчас полностью погружены в технологии. Генерируемое богатство инвестируется обратно в компании следующего поколения».
Но в конечном итоге, по его мнению, «успешные люди обнаруживают, что им не хватает базовых знаний об остальном мире; и начинает приобретать значение способность ценить вещи за пределами сферы, на которой они сосредоточены». Юцикас считает, что через 20–30 лет предприниматели, специализирующиеся на технологиях, станут более активными покупателями искусства. И если у них дойдут руки до изменения мира искусства заодно со всем остальным миром, то они точно не станут покупать ради инвестиций.