Кто и почему собирает произведения искусства — The Art Newspaper Russia
Джордж Кондо
Художник в роли коллекционера
В отличие от Дэмиена Херста, который стремится сделать собственную коллекцию доступной широкой публике, художник Джордж Кондо свое собрание ревниво оберегает от чужих глаз. «Обычно я не обсуждаю это ни с кем, кроме друзей. Но я хочу, чтобы люди поняли, как я попал на этот сумасшедший рынок».
«Первое произведение я получил в 1985 или 1986 году. В те времена галерея Ларри Гагосяна находилась на 23‑й Западной улице. В черной комнате были вывешены в ряд рисунки Пикассо, некоторые из коллекции Хелены Рубинштейн. Я сказал: „Мне очень нравятся эти безумные рисунки!“ Ларри спросил: „Правда? Вот этот тебе нравится? Бери его, потом рассчитаемся“. Ларри снял его со стены, и я отправился домой с рисунком Пикассо».
«Я решил, что это круто. Раньше я ничего никогда в жизни не коллекционировал, но желание было. Я шел по улице с Пикассо под мышкой. Вернулся к себе в отель, поставил Пикассо на стул, позвонил Киту Харингу и предложил зайти посмотреть. Это был рисунок 1943 года. Он до сих пор у меня, очень симпатичный рисунок головы статуи. И это была первая вещь в моей коллекции».
«Взамен Ларри выбрал довольно крупное кубистическое полотно, которое я написал полгода спустя. Я тогда жил между Нью-Йорком и Парижем и взял Пикассо с собой в Париж, положив его между страниц журнала, а там подобрал ему потрясающую золотую раму XVIII века. Кит уже видел ее; в Париже посмотреть на рисунок ко мне зашел Жан-Мишель Баскиа. Все мы были в восторге. И тогда, в Париже, я подумал, что мне нужно еще. Это было очень здорово».
«Мне удалось достать Пикабиа, портрет Джеки с головой Джона Кеннеди авторства Уорхола, подписанный дважды и с посвящением „Флоренс“. Еще я выбрал рисунок Магритта с лошадью и парящим в воздухе камнем. Так постепенно я начал собирать коллекцию. Я обменивал свои работы на чужие у Бруно Бишофбергера. Как-то раз мне досталось большое полотно Уорхола, потом отличный Баскиа. И с тех пор я коллекционирую».
Майя Хоффман
«Уорхол хотел написать мой портрет»
Основательница фонда Luma Foundation Майя Хоффман происходит из швейцарской фармацевтической династии. Она до сих пор хранит полароидные снимки Энди Уорхола, который запечатлел ее 20-летнюю, но упустила случай получить свой портрет его кисти. «Он хотел написать мой портрет, но мне казалось, что я недостаточно важная фигура. Кроме того, он хотел, чтобы дедушка заплатил за него $25 тыс., а это были очень большие деньги».
Майя упустила шанс, но это не помешало ей стать коллекционером. Кроме Уорхола, она познакомилась в Нью-Йорке и приобрела работы Жан-Мишеля Баскиа, Джулиана Шнабеля, Франческо Клементе и других художников, связанных с арт-дилером Мэри Бун. Сегодня Майя — одна из самых активных покровительниц современного искусства, но коллекционирование вызывает у нее смешанные чувства. «На самом деле мне не очень нравится обладать вещами, — призналась она W Magazine. — Для меня это не главное. Больше всего я хочу помогать произведениям искусства состояться».
Эли и Эдит Брод
«Почему мы начали коллекционировать»
Американский миллиардер Эли Брод однажды сказал, что коллекционирование «превращается в зависимость». К современному искусству он пришел позднее, под влиянием своей жены Эдит.
«Эди начала коллекционировать раньше меня, — вспоминает он. — Она покупала печатную графику и рисунки». Сначала она приобрела гравюру Брака, затем плакат Лотрека. «Я хотела купить банку супа Энди Уорхола и повесить ее у нас на кухне, — рассказывала Эдит журналу New Yorker. — Но потом подумала, что, если приду домой, потратив сотню долларов на полотно, изображающее банку консервированного супа, Эли сдаст меня в психушку!»
«Первое произведение я купил в 1974 году, — продолжает Эли. — Это был рисунок Ван Гога. После этого я купил Миро 1933 года, а затем Пикассо 1939-го. Мы двигались вперед по временной шкале. Нам хотелось покупать искусство нашего времени. Я много путешествовал по миру и везде, где бывал, непременно шел в музеи, галереи, мастерские художников. Я получал образование в ускоренном темпе».
Эскандар и Фатима Малеки
Трудные переговоры
В 1996 году Эскандар Малеки с умом подошел к приобретению «Абстрактной картины (725–4)» 1990 года Герхарда Рихтера для их с Фатимой коллекции. «Это случилось в последний день работы ярмарки FIAC в Париже, Мариан Гудман тогда не продала полотно», — вспоминает он. То была особенная картина с выдающимся провенансом. Рихтер обожал ее и даже оставил у себя дома. Спустя пять лет художник принял решение все-таки продать картину и передал ее для реализации дилерам, Гудман и Энтони д’Оффею. «Мы пошли поговорить с Мариан в конце дня. Окончание ярмарки — самое удачное время для переговоров. Я сказал ей: „Только подумай, сколько тебе предстоит потратить на транспортировку картины обратно в Нью-Йорк“».
«Он торговался, и торговался, и торговался, и я шепнула ему: „Ты выдаешь свое иранское происхождение“. В конце концов он получил картину за $220 тыс. Это были огромные деньги», — продолжает рассказ Фатима. Безусловно, сумма была громадная, но коллекционерам достался действительно шедевр.
Игорь Цуканов
«Нужно учиться быть терпеливым»
Собрание одного из ведущих коллекционеров послевоенного российского искусства Игоря Цуканова насчитывает более 400 работ примерно 50 художников.
«Первое произведение искусства я купил в 2000 году в Нью-Йорке у своего друга Анатолия Беккермана, эмигрировавшего из Москвы в 1970-х годах. Я хотел собрать коллекцию быстро, поэтому за два года приобрел где-то 35–40 произведений, все это было русское искусство начала ХХ века. Но довольно скоро я понял, что по-настоящему качественные вещи находятся в музеях и по сравнению с ними то, что покупаю я, — второй или даже третий сорт». Так Игорь решил сосредоточиться на русском искусстве второй половины века. Он подошел к делу со всей серьезностью.
«Я бывший ученый и начал действовать через призму этого опыта. Я определился с целями и с методологией, проанализировал свои ресурсы: сколько я могу потратить? Я сосредоточился на покупке так называемого андерграундного искусства, которое тогда не приобретали музеи. Нередко эти произведения оказывались за пределами России, поскольку иностранцы, прежде всего журналисты и дипломаты, вывозили их из страны. К середине 2000-х сложился рынок этого искусства, и цены начали расти. Большая его часть находилась в Европе, Азии и Америке».
Хотя Цуканов и покупал некоторые вещи в специализирующемся на русском искусстве аукционном доме MacDougall’s, многие важные произведения не продавались на открытом рынке. «Мне приходилось разыскивать владельцев — по преимуществу это были дипломаты в отставке, жившие в Москве в 1960–1970‑х годах, — и договариваться с ними. В Бостоне я познакомился с одной дамой, которую дважды высылали из Москвы из-за шпионских скандалов. В общей сложности она прожила там 15 лет, и у нее было 30–40 произведений, которые я приобрел».
Поначалу Игорь был импульсивным коллекционером — сейчас же он предпочитает действовать обдуманно и порой готов терпеливо ждать нужную вещь годами. Он не только методично выискивает потенциальные приобретения, но и дисциплинирован в вопросах того, что покупает. «У меня не очень много места, так что я крайне избирателен. Я продолжаю покупать искусство до 1990-х годов, которое составляет ядро моей коллекции. Я не куплю вещь просто потому, что она мне понравилась».