Какого Шагала показывают в Новом Иерусалиме

«Как Витебск, как земля Витебска, моего родного города, как тысячи лет изгнания могли смешаться с воздухом и землей Иерусалима?» – недоумевал и восхищался Марк Шагал (1887–1985) в речи, произнесенной в Иерусалиме 6 февраля 1962 г. В Эйн-Кереме, на окраине израильской столицы, на территории больницы Хадасса открывалась тогда синагога с его витражами. А в 1967-м, когда во время Шестидневной войны два витража оказались повреждены, он вернулся в Иерусалим их реставрировать. Эти 12 «окон», посвященных 12 коленам израилевым, – по три на каждой стене синагоги – так и называют «Окнами Шагала». Эскизы к ним висят сегодня на выставке «Шагал: между небом и землей» в Музейно-выставочном комплексе «Новый Иерусалим» в Истре в числе 239 произведений, привезенных из разных мест.

Какие-то из этих работ – подготовительные эскизы к иерусалимским витражам и литографии на библейскую тему, переданные в свое время частными коллекционерами и внучками художника Музею Марка Шагала в Витебске, – прибыли из Белоруссии. 22 привезенных эскиза и 105 раскрашенных вручную и существующих в единственном экземпляре гравюр, подаренных художником второй жене Ваве Шагал, не показывали в России никогда.

Здесь обнаруживается «Белая лошадь» (ок. 1960), подаренная в 1990-м дочерью Шагала Идой ГМИИ им. А. С. Пушкина после грандиозной выставки 1988 г. При этом нет вещей из Русского музея и Третьяковской галереи, где в 2005 г. проходила самая мощная ретроспектива Шагала. Но задачи показать Шагала – авангардиста и театрального художника и не было, а концепция выставки состоит совсем в другом.

Никто не собирался предъявлять его самые растиражированные вещи, хранящиеся в Третьяковке, включая и то, что было создано для Еврейского театра. Идея директора Музейно-выставочного комплекса «Новый Иерусалим» Василия Кузнецова и куратора выставки – постоянного приглашенного эксперта в комитете Марка Шагала в Париже Екатерины Селезневой была в том, чтобы протянуть мост из Иерусалима шагаловского в Иерусалим подмосковный. Новый Иерусалим возник в XVII в. по инициативе патриарха Никона как топографическая и архитектурная копия Святой Земли, и «библейские» вещи Шагала позволяют как-то эти два мифа соединить.

Параллель настолько условна, что ни за что бы не считывалась, кабы не название. Музей, в XX в. устроенный в самом Новоиерусалимском монастыре, в нынешнем столетии от него отделился. Выставки последних лет – от Дюрера до Пикассо, Левитана и Фалька – вместе с постоянной экспозицией и современным зданием, ловко встроенным в живописный холм, превратили его в важную достопримечательность. Похоже, именно географическое название места склонило комитет Марка Шагала, обычно крайне несговорчивый, к участию в выставке, да еще такому щедрому.

Экспонаты для нее предоставили Национальный центр искусства и культуры Жоржа Помпиду и Национальный музей Марка Шагала в Ницце. К вернисажу эти вещи, правда, не успели – транспортная компания, которой единственной доверяет комитет, не справилась с российской таможней. Но сейчас проблема решена, и у посетителей новоиерусалимского музея есть шанс увидеть и знаменитую «Пасху» (1968) из Центра Помпиду с красным солнцем и золоторогой коровой, и не самую характерную для Шагала большую работу на евангельский сюжет – «Снятие с креста» (1968–1976).

Тут мы упираемся в известное противоречие, существующее между Шагалом-иудеем и Шагалом-художником – потомком хасидов и презревшим религиозные запреты модернистом. Для него, воспринимавшего Иисуса как античного героя, в этом не было антагонизма. Шагал сделал много витражей в христианских церквях – в цюрихской Фраумюнстер, в реймском Нотр-Даме. В Реймском соборе, чтобы увидеть его белое «Сотворение мира», надо дойти до алтаря. Шагал отказывался работать только в Германии. Но в 1978-м, когда он принялся за витражи для церкви Святого Стефана в Майнце, и этот бастион пал.

Шагал вообще не был религиозен – хотя внучка Белла вспоминает, что свечи на Хануку иногда зажигали и маца на Песах в доме была. Верность традиции состояла для Шагала скорее в том, чтобы воспеть ветхозаветных героев и вечный Иерусалим, вымечтанный с детства и в конце концов слившийся с тем городом, который он увидел в 1931 г.

Два больших пейзажа – «Стена плача» (1931) и «Иерусалимская стена рядом с Вратами Милосердия» (1932), в которых автор стремился к более или менее реалистичному отражению действительности, свидетельствуют, как дорога была Шагалу эта мечта. Ради нее он пытался изменить себе, и у него это не получилось. Как будто увидел – и не смог пережить.

Изображая Святой город, Шагал отказывал себе в праве на собственный взгляд и фантазии, принимая добровольные ограничения, которые ему не шли. Тогда как «Христос на мосту» у него кажется закономерным с точки зрения хронологии продолжением визуальных жизнеописаний Авраама, Ноя, Саула и Давида – бесконечного шагаловского комикса на сюжеты из библейских времен.

Нынешняя выставка чуть ли не первая в России, подчеркивающая еврейскую сущность Марка Шагала, его истоки. Атмосферу хасидского дома в Витебске призваны восстановить фрагмент крашеного деревянного ковчега для хранения Торы (он называется арон кодеш) XIX в. из давно уничтоженной румынской синагоги и вышитый мешочек для тфилин. Все ритуальные предметы здесь родом из Музея истории евреев России (не путать его с Еврейским музеем и центром толерантности), оттуда же еврейские лубки, которые отлично рифмуются с графикой Шагала, которая по сути плоть от плоти лубка.

Стремясь продемонстрировать основные техники, в которых работал Шагал, на выставку привезли его поздние, 1970-х гг., гобелены и ранние, 1900–1920-х гг., картины, гуаши, рисунки, начиная с лилового «Кольца» (1908), на котором среди мазков просвечивает незагрунтованный холст. Много позже Шагал скажет: «Вы знаете, мой стиль – лиловое». А Анна Ахматова, когда в 1950–1960-х станет записывать свои парижские, 1910–1911 гг., впечатления, вспомнит, что «Шагал уже привез в Париж свой волшебный Витебск!». Он тогда впервые попал во Францию и поселился в Улье. Вернется Шагал в Париж только в 1923-м. А Витебск так и останется на всю жизнь его Иерусалимом. И живописные портреты матери и отца, и юная «Белла на мосту» (1915), как и написанная уже в Париже «Белла с гвоздикой» (1925) – нежный оммаж Тициану, поздние скетчи и эскизы витражей складываются здесь, как в летописи, в историю этой почти столетней жизни художника, всегда хранившего верность одной теме и сделавшего ее основой своих побед.

Музейно-выставочный комплекс «Новый Иерусалим», до 8 марта