Эрве Шанде: «Будущее — за живой реальностью, а не виртуальной» — The Art Newspaper Russia
Fondation Cartier pour l’art contemporain был первым частным фондом современного искусства в Париже. Сейчас они есть у многих брендов. Что вас выделяет? Чувствуете ли вы конкуренцию?
Нет, мы не задумываемся об этом. Делаем свою работу, делаем то, во что верим. Думаю, у наших коллег такой же подход. В Париже есть и спрос на новые институции, как частные, так и государственные, и возможности их принять. Фонд был основан в 1984 году Домиником Перреном, который был одновременно и его президентом, и президентом Cartier. Действительно, тогда среди частных компаний не было ни одной инициативы, направленной на поддержку современного искусства. Но и контекст был иным. В отличие, например, от театра, современное искусство, визуальное главным образом, считалось чем-то сложным, слишком герметичным, специальным, элитарным. Конечно, сегодня у площадок современного искусства совсем иной статус и имидж, они очень популярны. Эта эволюция произошла на наших глазах, мы были пионерами, и приятно видеть, какой это приняло масштаб.
Что сегодня связывает ювелирный Дом Cartier и фонд?
“Cartier” в названии. (Смеется.) А если говорить серьезно, то фонд полностью финансируется Домом Cartier. Но при этом мы совершенно независимы в нашей программе. И автономность — это не одолжение Cartier, а требование. Так было задумано с самого начала, и политика наших отношений никогда не менялась.
То есть фонд — не коммерческий проект? Вы не продаете работы из коллекции?
Нет, фонд — это не коммерческий проект, и у нас полная творческая автономия. Мы вольны выставлять работы математиков, фотографии индейцев-яномама, показывать фильмы Артавазда Пелешяна. Но мы ничего не продаем. Мы не галеристы. В основе философии фонда — деонтология. С первых дней его существования было прописано, что художники, которых мы представляем, никогда не будут замешаны в коммерческой или даже рекламной деятельности Дома Cartier. Фонд — это пространство свободы.
