Директор Фонда Louis Vuitton: «Мы хотели удивить российскую публику»

Фонд Louis Vuitton был учрежден в 2006 г. по инициативе президента LVMH Бернара Арно (в списке Forbes четвертый в мире и первый в Европе с состоянием $76 млрд), «но идея его создания родилась во время нашей первой встречи в августе 1990 г.», – рассказывает Жан-Поль Клаври, советник по культуре и искусству группы LVMH и лично Бернара Арно, а также нынешний директор фонда. А за пять лет до открытия к их союзу присоединился один из самых легендарных архитекторов нашего времени – Фрэнк Гери. По его проекту в Саду акклиматизации, историческом парке между Парижем и городком Нёйи-сюр-Сен, вознесся выставочный центр фонда – уникальное здание с 12 стеклянными парусами общей площадью 13 500 кв. м. «Технологические новшества внедрялись на протяжении всего строительства, – уточняет Клаври. – Возьмем паруса. Вплоть до недавнего времени такие изогнутые линии можно было получить лишь путем соединения плоских панелей, которые образовывали многогранную искривленную поверхность. Теперь же они были выполнены иначе благодаря технологии Digital Project – программе трехмерного моделирования, разработанной компанией Gehry Technologies и базирующейся на системе автоматизированного проектирования CATIA от французской компании Dassault Systemes».

Первыми в залах фонда показали семь произведений, созданных наиболее влиятельными современными художниками специально для него: Эллсуорта Келли, Олафура Элиассона, Сары Моррис, Тэрин Саймон, Серита Вина Эванса, Адриана Вийяра Рохаса, Джанет Кардифф и Джорджа Бьюреса Миллера. Дальше ставку тоже делали на блокбастеры. В апреле 2015 г. парижанам показали модернистов со всего мира (от «Крика» Эдварда Мунка и квадрата, круга и креста Малевича до гигантских работ Марка Ротко). Осенью 2016 г. здесь впервые с 1948 г. была представлена объединенная коллекция Сергея Щукина, собравшая почти миллион посетителей. Хитом следующего осеннего сезона стала выставка из собрания нью-йоркского MoMA. 2019 год в графике фонда отмечен двумя важнейшими гастролями: в Москве в ГМИИ им. Пушкина публика увидит лучшие работы фонда и выставку коллекции братьев Щукиных, а в Санкт-Петербурге в Эрмитаже – собрание других важных русских коллекционеров, братьев Морозовых, которое позже будет представлено в Париже.

Клаври все это время следил за работой фонда в статусе советника, а недавно был назначен и директором. Как и Арно, Клаври гораздо охотнее говорит о художественной части своей работы, чем о финансовой. Но на вопросы «Ведомостей» ответил.

– Работы отбирались совместно главным куратором фонда Сюзанн Паже и сотрудниками Пушкинского музея под руководством Марины Лошак. Во-первых, мы выбирали самые знаковые для фонда работы, те, которые наилучшим образом отражают коллекцию фонда, наши ценности и идеалы. Поэтому мы обязательно хотели показать работы Жана-Мишеля Баскии. Его работы одни из самых важных в нашей коллекции. Плюс он один из любимых и главных художников Бернара Арно, который собирает его работы еще с конца 1980-х.

Второй момент – мы хотели показать трансформацию и развитие искусства за период примерно с 1947 г. и до самых современных. Отражать искусство этого периода одна из задач не только этой выставки, но и фонда в целом. Поэтому мы выбрали работы художников разных поколений: как наших современников, тех, кто живет и работает прямо сейчас, и тех художников, с которыми они связаны – культурологически, исторически, тематически и т. д. Это позволит увидеть панораму развития современного искусства в работах самых значимых художников.

Со стороны наших российских коллег мы получили следующую обратную связь. Пространство Галереи искусства отличается от здания фонда, целенаправленно построенного для демонстрации именно актуального искусства. Поэтому российские коллеги советовали работы, подходящие для галереи с точки зрения пространства.

И, наконец, мы хотели показать что-то, что удивит российскую публику. Поэтому мы выбрали для выставки работы, которые прежде никогда не видели в России. Того же Баскию здесь видели не так часто, хотя это один из величайших художников конца ХХ в., его работы есть в самых главных музеях современного искусства, в том числе в Центре Помпиду. Или работа Ива Кляйна и три абстракции Герхарда Рихтера. Их тоже можно увидеть впервые.

– Pussy Riot все же не совсем искусство. Они занимаются акционизмом, это другое.

Но отчасти я согласен с такой формулировкой. Работы Баскии, человека, который стоял у истоков стрит-арта, – отражение его философии: искусство должно вмешиваться во все аспекты жизни. Как работал Баския? Рисовал граффити на стенах зданий, находил на мусорках старые двери и работал с ними как с материалом, использовал обнаженное тело как холст, на который можно наносить рисунок. Работа Маурицио Каттелана [«Чарли не сёрфят»] изображает сидящего за школьным столом мальчика, ладони которого прибиты к столу карандашами. Перформансы Марины Абрамович в свое время становились провокацией и событием далеко за пределами мира искусства.

Конечно, все эти примеры – не классическое искусство в привычном понимании: чинный музей, похожий на храм, тишина, развешенные по периметру картины. Искусство не должно быть только «красивым» или «приятным». Но слово «шокировать» мне кажется неправильным. Удивление, эмоциональный порыв, способность задуматься о чем-то, что прежде не приходило в голову, новый взгляд на привычные вещи – такие определения мне видятся более подходящими задачами для искусства. Тем более для современного. Оно служит нашим помощником для осознания мира, в котором мы живем, открывает нам глаза на что-то новое, что-то за границами нашего восприятия или обычной жизни. В этом соприкосновении с окружающим миром посредством искусства его волшебство.

– Слово «вмешиваться» как будто несет некоторую негативную оценку. Я бы сказал, что я за совместное творчество. Не вижу ничего плохого в том, чтобы обсуждать работы, в том, чтобы подсказывать художнику некоторое направление. В развитие этой темы – Фонд Louis Vuitton выступает не только как покупатель готовых произведений искусства, но и как заказчик новых. В этом случае мы не диктуем авторам, что именно и как им делать, но мы обсуждаем идею. Чего не должно быть, это ограничений и конъюнктуры, когда, например, творчество пытаются подогнать под спрос на рынке.

– Мы всегда исходим из того, что надо смотреть в будущее и двигаться вперед, из того, что нет конечной точки, всегда есть развитие. Но да – мы видим, что движемся именно туда, куда планировали, и видим результаты.

Идея фонда возникла на нашей с Бернаром Арно первой же встрече. В то время я был советником министра культуры Франции Жака Ланга. Мы сразу нашли общий язык и через несколько месяцев Бернар Арно попросил меня присоединиться к нему в группе LVMH. Мы долго обсуждали идею фонда, сразу решив, что он должен быть чем-то большим, чем выставочное пространство. На воплощение мечты ушло более 20 лет, но быстрее было бы невозможно: мы хотели создать полноценного деятеля культуры и искусства. Сейчас ясно, что это удалось. Например, выставка Щукина, которую музей фонда принял два года назад, стала бесспорным событием художественной жизни не только Франции, но и всей Европы. Это одна из самых посещаемых выставок того года. Плюс она стала толчком к выставкам (коллекций Щукиных в ГМИИ им. Пушкина и Морозовых в Эрмитаже) уже в России. А это беспрецедентное и уникальное событие, казавшееся невозможным объединение эрмитажной и московской коллекций.

[После открытия] мы показали коллекцию фонда за пределами Франции, в Гонконге, и это был успех. Таких проектов точно не будет много, но мы будем продолжать выездную работу.

Второй момент – уникальное здание фонда. Бернар Арно начал этот крупный проект, сотрудничая с министром культуры Франции Рено Доннедье де Вабром и мэром Парижа Бертраном Деланоэ, предполагая, что здание должно стать новой настоящей достопримечательностью Парижа. И архитектору Фрэнку Гери это блестяще удалось.

Подход Бернара Арно лучше всего отражает коллекция фонда. С самого начала фонд стремился отражать многообразие современного мира и важность роли современного искусства в историческом контексте. Поэтому мы собираем художников, работы которых объединяет скорее схожесть эмоционального воздействия, а не формальные академические критерии, например принадлежности к одной школе. У нас представлено все разнообразие жанров, гендеров, традиций, культур, истории и т. п.

С искусствоведческой точки зрения коллекцию формируют четыре магистральных направления: «созерцательное искусство», популярное искусство, экспрессионизм, музыка и звук. Последнее очень важно, потому что важно подчеркнуть многоплановость искусства, ведь сейчас это понятие включает и танец, и театр, и музыку, и кино – все то, что способствует изобретению новых форм и прославлению творческого акта. На московской выставке эта музыкально-звуковая линия представлена двумя большими инсталляциями – Марины Абрамович и Пьера Юига. Абрамович широкая публика знает больше, Юиг известен меньше, а он уникальный художник, много размышляет на тему границ реального и выдуманного. Мы показываем в Москве его работу «Путешествие, которого не было», это огромный проект. Сначала он поехал в экспедицию в Антарктиду, снимал там. В результате появился фильм, где реальные кадры перемежаются видео с колебаниями света и звука, создающими форму ледяного острова, который он увидел в путешествии. И все это сопровождается музыкой симфонического оркестра, играющего в Центральном парке в Нью-Йорке. Грандиозная работа на стыке нескольких жанров. Вот этот симбиоз видео, музыки и традиционных форм искусства очень важен для многих современных художников и для будущего искусства в целом.

– Может ли быть итог у страсти? Нет, если увлечение искренно, то точку поставить нельзя. Цель фонда не состоит и не состояла в собирании, например, конкретного периода творчества определенного художника. Наша задача – создать место встречи современного искусства и публики, современного искусства и художников, современного искусства и самой жизни. То есть это постоянный разговор о жизни. Поэтому, отвечая на ваш вопрос: нет, коллекция [фонда] – это не конечный продукт, а путешествие длиной в жизнь.

– Коллекция постоянно пополняется. Кроме того, мы не только покупаем готовые произведения, мы много общаемся с художниками как заказчики. В Музее фонда есть много произведений, выполненных по нашему заказу, которые хорошо рифмуются с яркой архитектурой Фрэнка Гери. У нас есть специальная программа, которая предусматривает заказ произведений современным художникам, как признанным, так и начинающим, но уже успевшим завоевать авторитет.

– Да, это так: ни одна работа из купленных нами, не продавалась и не будет. Но, конечно, есть какие-то пределы [стоимости]. Но давайте разграничим два понятия: есть жизнь искусства и есть арт-рынок. Это разные вещи. Покупка дорогого произведения искусства (или создание коллекции) многим видится как доступ к некоему социальному статусу. Возможно, это даже так. И это, безусловно, разгоняет рынок, спрос сейчас невероятный, при желании почти все можно продать за любые деньги.

Что касается фонда и Бернара Арно, то у нас нет никаких намерений спекулятивного характера. Как я уже сказал, ни одно из произведений искусства, когда-либо нами купленных, не было перепродано. Как раз потому, что мы не рассматриваем искусство как инвестицию или возможность заработать. Для нас это социальная и культурная миссия, страсть, дело, с которым сложилась глубокая эмоциональная связь.

– Бюджета в том смысле, что мы выделяем в начале года определенную сумму на покупку произведений искусства и потом думаем, как ее потратить, у нас нет. На принятие решения влияют два фактора: качество произведения и его соответствие коллекции, возможность вписать его в собрание.

– Это частный фонд, и мы не раскрываем эту информацию.

– Концерн LVMH – единственный финансовый спонсор Фонда Louis Vuitton. Через 50 лет здание перейдет в собственность города Парижа.

– Если продолжить разговор о финансах в искусстве и вовлеченности миллиардеров в мир искусства. Весь мир в курсе разбирательств арт-консультанта Ива Бувье и российского бизнесмена Дмитрия Рыболовлева. Я не буду спрашивать у вас, кто из них прав, кто виноват, но не могу не попросить вас прокомментировать это дело.

– Эта история как раз пример спекуляции на искусстве. Их сотрудничество ведь не имеет отношения собственно к искусству, никто не собирался создавать коллекцию, фонд или полноценную культурную институцию. Искусство рассматривалось обоими участниками с точки зрения бизнеса и извлечения прибыли. Вот и все.

– Первое пространство Espace Louis Vuitton было открыто на Елисейских полях в 2006 г., затем аналоги появились в крупных столицах по всему миру – Токио (2011), Мюнхене (2014), Венеции (2013), Пекине (2017). Louis Vuitton начал этот проект, чтобы поддержать молодые таланты и знакомить зрителей с современным искусством. За последние 10 лет Espace Louis Vuitton поддержал больше 300 художников на более чем 30 выставках. Пространство Espace Louis Vuitton в Париже закрылось в 2015 г. поскольку открылся Фонд Louis Vuitton. Но в других странах они продолжают работать.

– Да, это совместная работа с руководством марок. В свою очередь, художники тоже принимают участие в работе фонда. Например, в прошлом году мы проводили выставку и аукцион работ молодых художников, и в их отборе участвовали Джефф Кунс, Такаши Мураками, Лоран Грассо и даже Фрэнк Гери.

– LVMH – главный меценат во Франции среди частных компаний. За прошедшие двадцать с лишним лет компания много потратила на поддержку искусства, осуществив более 40 проектов: она проводила выставки, выпускала книги, заказывала произведения искусства, занималась меценатством. Направлений меценатства, которое осуществляет группа, несколько. Прежде всего, это поддержка исторического наследия. LVMH стала основным партнером по реставрации дворцово-паркового ансамбля музея Версаль. Также мы работаем над развитием культуры в стране в целом и помогаем с самыми значимыми культурными событиями в Париже. Мы участвовали в организации более чем 40 выставок в городе.

Безусловно, перед нами всегда стоит образовательная задача. Все выставки, проводимые с нашей помощью, бесплатно принимают учащихся государственных школ и лицеев. В области музыки мы также провели так называемое крещение: более 50 000 учащихся музыкальных консерваторий получили возможность принять участие в самых престижных концертах столицы.

Третье важное направление – гуманитарное. Мы поддерживаем масштабные исследования в области здравоохранения, помогая Фонду госпиталей Парижа по программам исследований болезней рака и СПИДа. Я также активно сотрудничаю с отцом Франклином, он священник с Гаити и возглавляет ассоциацию Fraternite Universelle. Мы дружим вот уже более 23 лет.

Из последнего – компания выделила 200 млн евро на восстановление собора Нотр-Дам-де-Пари. Потому что это символ Франции.

– Я вхожу в попечительский совет Музея Пикассо. Это никак не связано с ответом, просто совпадение. (Смеется.) Да, мы рассматриваем такие варианты работы. Если покупка действительно обоснованна – почему нет.

– У нас очень близкие отношения с Бернаром Арно, и наша работа в фонде своего рода соучастие. Мы оба выражаем свои позиции совершенно свободно, нет такого, что кто-то ученик, кто-то строгий учитель, один спрашивает разрешения, другой отказывает или соглашается. Я могу предложить, а он согласиться, и наоборот. Бернар Арно прекрасно чувствует искусство, его мнение также важно для меня, как мое для него.