В Музее истории ГУЛАГа впервые появилась постоянная экспозиция — The Art Newspaper Russia
Здесь собрано множество документов, подтверждающих крамольную мысль, что репрессии не случились, а именно что были запланированы, — например, заверенные подписями руководства страны планы по арестам и доарестам (характерное понятие в лагерной терминологии). Те, кто придет в музей — а школьные экскурсии распланированы на ближайшие месяцы, — увидят цифры со многими нулями (исчерпывающая — 20 млн, прошедших через ГУЛАГ), оценят плановую экономику, основанную на постоянно возобновляемой даровой рабочей силе, интерактивную карту лагерей (только в Москве их было больше десятка), попадут в виртуальную реальность фильма о Бутугычаге — лагере на урановом руднике, от которого остались какие-то постройки и рельсы, по которым слепые лошади возили вагонетки с рудой. Инфографика откроет, что оставались политические сидельцы и в 1960 году, а пик арестов и расстрелов, пришедшийся на 1952–1953-й, был еще масштабнее Большого террора 1937–1938 годов.
И все равно, не цифры производят самое ошеломляющее впечатление. Даже не предметы, вывезенные из экспедиций музея на Колыму и в Сибирь, хотя деревянная бирка с именем Александра Ивановича Гука, из тех, что цепляли к ноге умершего в каторжном бараке, — это сильно. Но места в музее мало — и потому мало рассказанных историй. И вещей мало: люди исчезали вместе со всем, что их окружало. Бараков, заваленных очками или обувью, как в Освенциме, вызывающих сильнейшее эмоциональное потрясение, нет. Недостачу восполняет единственная, но очень мощная тотальная инсталляция, направленная на создание страшной атмосферы. Она отвечает и за аутентичность, и за современное искусство. Это зал дверей — первый и самый сильный из 13 залов лабиринта.
Коридоры из дверей, не только железных, заплатанных, изрезанных окошками и засовами, вывезенных из тюрем и лагерей, но и вполне благополучных нарядных деревянных дверей, изъятых из цивильных зданий, о которых прохожий никогда бы не подумал, что построены они зеками, как управление треста «Мосодежда» на Ленинском проспекте — его строил в том числе Солженицын. Есть здесь дверь деревянного дома из села Пихтовка в Сибири, где жила сосланная Анастасия Цветаева, и дверь «расстрельного дома» в Москве (Никольская улица, 23), где в 1934–1955 годах располагалась Военная коллегия Верховного суда СССР, а в подвале расстреливали. Этот дом, кстати, был многократно обещан музею для устройства в нем экспозиции — с тех пор и собственник сменился, и планами владельца открыть в здании парфюмерный бутик успели все повозмущаться.
Теперь появилась робкая надежда, что бутика все-таки не будет. Музею, как известно, очень благоволит мэр столицы Сергей Собянин — возможно, дело в том, что родом он из тех мест, где ГУЛАГ вызывает иные ассоциации, чем у многих москвичей. Директор Музея истории ГУЛАГа Роман Романов, входящий в состав Совета по правам человека при президенте РФ, подтвердил The Art Newspaper Russia, что борьба за дом продолжается. Это здание в сотне метров от Красной площади идеально подходит для расширения музея. Место, на которое можно наткнуться случайно, не собираясь идти в музей, где рассказывают о страшном, и не специально, а вдруг обнаружить то, о чем раньше не подозревал. Место, где было бы логично развернуть экспозицию, посвященную не жертвам, а палачам. Это то, чего открывшемуся музею очень недостает.
