Как коронавирус закрывал Флоренцию

Приходится писать вместо рецензии дневник.

Это выглядело, как будто вы пришли в музей перед закрытием, посмотреть мало что успели, а служитель уже ходит за вами по пятам, закрывает двери и гасит свет. Как у Гайдна в «Прощальной симфонии». Везде, куда ты вчера не успел, – сегодня опоздал.

К моменту моего приезда во Флоренцию опасность еще не воспринималась всерьез – да, где-то там есть вирус COVID-19, кто-то болеет и умирает. Вокруг Милана, в Бергамо. Но не в Тоскане, где в начале марта были единичные случаи заболевания. А во Флоренции не было ни одного. Казалось странным отказываться от планов побывать на открытии выставки Юрия Купера, устроенной в старейшей в мире Флорентийской академии изящных искусств. И от надежды услышать Девятую симфонию Малера, которую назавтра после вернисажа должен был исполнить с оркестром флорентийского Teatro del Maggio Musicale замечательный Мюнгвун Чунг. От встреч с живущими там друзьями и прочих радостей весенней Флоренции, о которых начинаешь мечтать заново всякий раз, ее покидая.

Объявления, которыми были обклеены двери аптеки в аэропорту Болоньи, о том, что масок и дезинфицирующего геля категорически нет, не отрезвляли. Болонья – в Эмилии-Романье, где школы, университет и музеи были закрыты уже минимум недели полторы.

В Тоскане еще все работало – магазины, музеи, рестораны, ювелирные лавки на Понте-Веккьо. На соседнем мосту юные барышни ели, греясь на солнце, мороженое, бросая вызов осторожным туристам в масках. Очереди в Уффици не было, но в марте такое бывает, а народ в Уффици был. И в Галерее Академии, и в Палаццо Медичи-Риккарди. Люди толпились у «Благовещения» Фра Беато Анджелико в монастыре Сан-Марко, и кто-то отчаивался, что не успел: пускают в Сан-Марко до 13.00. Через пару дней туда перестанут пускать и с утра.

Близость Сан-Марко к Академии – ее факультеты растянулись по виа Рикасоли, а зал, где устраиваются современные выставки, расположен в доме 68, – оказалась важна Юрию Куперу, для которого Беато Анджелико всю жизнь – художник номер один.

Выставка Купера уже названием как будто подчеркивала тревожность и туманность происходящего – «Сфумато» в переводе с итальянского означает «размытый, исчезающий в дымке», а в живописи маркирует прием, позволяющий передать смягченные очертания фигур, окутанных воздухом. Аскетичность изображенных на гигантских холстах утилитарных инструментов и предметов из повседневной жизни, будь то кисть художника, или труба, или цветок, рифмовалась с тишиной снаружи.

И картин оказалось меньше, чем ожидалось. Приехали вещи последних лет из коллекции Ольги Шепельской, патрона проекта, и московской галеристки Инны Хегай, ставшей его куратором. Женевский галерист Патрик Крамер, собиравшийся привезти во Флоренцию работы Купера 1980-х годов, изменил планы из-за эпидемии. Но тем, кто знаком с искусством Купера даже по свежим вещам – а тут есть и его театральные эскизы к «Кармен», к сокуровскому «Борису Годунову», и две книги (изданные с литографиями Купера «Книга Иова» и клавир «Лебединого озера»), – видно, насколько верен остается автор своему языку, насколько выдерживает его мастерство живописца этот увеличенный, почти ненормальный масштаб.

«Работы Купера являются видениями настоящего, которые, как мосты, связывают прошлое с будущим. Принимая на себя груз воображаемой давности, которая передает их нам покрытыми коркой, сморщенными, истонченными: кусочки фантастической археологии», – сказала на открытии Кристина Ацидини, президент Флорентийской академии.

Видения – точное слово. Мы и сами были в этой затихшей Флоренции как призраки. Сеньора Ацидини и Франческо Бигацци – академик, президент итальянской ассоциации «Друзья музея Эрмитаж», ставший инициатором проекта, исполняли одновременно функции хозяев и почетных гостей. В условиях, когда других гостей было мало, и в отсутствие автора, оставшегося в Москве.

Выставка затевалась к 80-летию Купера. И к годовщине его с Никитой Михалковым римского спектакля «Неоконченная пьеса для механического пианино», поставленного в конце 1980-х по чеховскому «Платонову» с Марчелло Мастроянни в главной роли – и с Феллини, пришедшим на премьеру. Сценография Купера тогда разорила театр «Арджентина»: на сцене стоял дом генеральши, по залу летали дрессированные голуби.

Много работающий в театре Купер на сцене не такой минималист, как в живописи. Хотя видео под потолком Академии заставляет усомниться и в этом. На стену проецируются, сменяя друг друга, его видеозанавесы, сделанные к студенческим спектаклям театрального проекта Михалкова «Метаморфозы» по Чехову и Бунину. На них – тоскливая, унылая русская жизнь. Но сейчас такое же уныние можно снимать и во Флоренции.

Начали отменяться одно за другим зрелищные мероприятия. Малер в том числе. «Я сейчас должен был работать», – разводил руками концертмейстер альтов оркестра Teatro del Maggio Musicale Игорь Полесицкий, когда большой компанией (это было еще не запрещено) мы сидели в траттории Coco Lezzone и ждали свою фиорентину.

За пару часов до этого нас не пустили в Палаццо Веккьо. Сказали, что поздно, кассы закрыты. Мы не предполагали, что назавтра нас не пустят туда уже по другой причине – на следующий день музеи во Флоренции закрыли все.

Для итальянцев Международный женский день – тоже праздник. Магазины и рестораны открыты и полны людей. Туристов мало, они в масках. В церквях отменили мессы, но зайти и посмотреть никто не мешает. Любезная монашка жестом пригласила в Chiesa di Ognissanti – Церковь Всех Святых, где Боттичеллиев «Блаженный Августин» и «Иероним» Гирландайо, и его же Пьета, и синее «Распятие» Джотто.

Там еще есть трапезная несуществующего уже монастыря с «Тайной вечерей» Гирландайо, ради которой мы собирались вернуться в Оньисанти завтра – пускают в трапезную по понедельникам и субботам с утра.

В понедельник в трапезную не пустили. А в Санта-Кроче нас отшили хамским окриком: «Мадам, коронавирус, или вы об этом не знаете?! Только для верующих!» Моя подруга для таких случаев носит с собой четки – с четками в церковь всегда пустят. Но четок не было. С другой стороны, в этот день отмечался Пурим, и тень царицы Эстер в этот веселый праздник не позволяла отчаиваться. Тем более что прекрасная флорентийская синагога в двух шагах от Санта-Кроче. Но тоже закрыта.

Только выставка «Сфумато» на виа Рикасоли работала. Ветер задувал полотнище с афишей, с почти вымершей улицы мы зашли в пустой зал, по которому вышагивал смотритель. Он был нам рад.

Мой поезд в Болонью оказался отменен – поехала на следующем. В вагоне было человек семь, и столько же я встретила на гигантском, с платформами на трех этажах, Болонском вокзале. Семь, включая полицейских. Последний рейс «Аэрофлота» из Болоньи был наполовину заполнен местными китайцами, говорившими друг с другом по-итальянски и летевшими через Москву на родину. Они были в масках. Наши – в основном без.

В Москве после измерения температуры (а сначала ее измерили всем в Болонье) мы заполнили необходимые бумаги, дали себя сфотографировать и были предупреждены об обязательной самоизоляции. Надев маску, выданную в самолете, я вышла в мир. В «Шереметьево» масок почти ни на ком не было. А в вагоне «Аэроэкспресса», среди таких же прилетевших из разных мест людей, в маске и перчатках была я одна.