— Я предлагаю сделать небольшой перекур, мой Лис что-то плохо себя чувствует, — обращается к нам Григорий. – Ризеншнауцер – собака сильная, всегда подвижная и энергичная — сейчас слегка поскуливал, казался вялым, не находя себе места. Его высоко посаженные, висящие на хрящах, в форме буквы «V», уши – симметричные и направленные вперёд – сейчас повисли.
— Гриша, чем-то ты накормил его несвежим, порченым. Я ещё вчера заметил: что-то с ним не так. Эти ризеншнауцеры – собаки — компаньоны, являются и полицейскими ищейками, и охранниками, и пастушьими. В первую очередь, они привязываются к детям, и на них отлично в зимнее время катать – буксировать – детей. К тому же, обладают превосходным уравновешенным темпераментом и неповторимой преданностью своему хозяину. Демонстрирую, смотрите. – Николай Дмитриевич, подойдя к собаке, хотел было потрогать рукой самую высокую точку корпуса собаки – челку. Больной Лис нехорошо посмотрел на дядю из-за косматых бровей, молча ушел и улёгся у ног своего хозяина.
— Есть простой способ лечения, я испробовал его неоднократно на своих гончих. Надо влить ему в глотку грамм двадцать-тридцать водки. Он опьянеет, проспится, а к утру ты его не узнаешь. Если согласен, тогда нечего тянуть резину – открывай ему пасть.
— Согласен, конечно, только мне самому его не удержать. Помогите кто-нибудь, держите его за ноги, — попросил нас Григорий.
Желающих оказать помощь больному Лису нашлось в избытке. Вскоре все мы, десять человек, образовали тесный круг: в его эпицентре находился наш меньший брат, за здоровье которого нам всем хотелось быть в ответе. А спустя десять минут, мы уже снова сидели за столом, Родион черпал из казана черный крепкий чай, разливая по кружкам. По совету Василича, Григорий унёс Лиса на руках к сеновалу охотоведа.
— Иван Васильевич, расскажите нам что-нибудь о себе, в смысле, про охоту: где начинали, какая охота вам по душе. – Женщине, попавшей на охоту, возможно, и не впервой, в мужской коллектив, просить охотника-профессионала, рассказать что-нибудь на эту тему было намного проще, чем, скажем, охотнику моего коллектива, не имеющего такого богатого опыта, как наш Василич. — Коля, хватит хлебать чай, ты не сможешь попасть на вечернюю тягу, — Мария, сидевшая рядом с мужем, переставила его кружку подальше, чтобы он не смог до неё дотянуться.
— А я и не собираюсь охотиться, моя задача – носить твоё ружьё. Мы с тобой договорились об этом ещё дома. – Седой полковник потянулся к чужой кружке, а молодая жена отвернулась от него — к интересному рассказчику.
— Мария права: мужики, соизмеряйте свои силы: до вечерней тяги время ещё навалом, но, ведь, на вальдшнепа не с палкой ходят, а ружьё, сами знаете, стреляет. Не обижайтесь, пришлось к слову. Себя я знаю, вас – нет. Слушай мою историю, Мария, — повернулся Василич к охотнице, поскольку мужики не слишком прислушивались к его словам, а все больше прикладывались к посуде с крепким чаем.
— Я ещё застал старых «варягов». До приобретения гладкоствольного оружия около двух лет я выезжал на различные охоты. Зачастую это сводилось к бесполезному брожению по угодьям и беспредметной стрельбе по бутылкам, консервным банкам, и так далее. А загорелись у меня глаза к охоте, когда я побывал на солидных охотах с увлечёнными людьми из военно-охотничьих коллективов. Выезжали они в закреплённые за ними базы, где егерями были ветераны. Их я мог слушать сутками — в домике, на привале, при разделке туш, и, в особенности, при поглощении печенки – под чаек. Подкупала дисциплина, все владели оружием, сами снаряжали патроны, а лентяи учили и сдавали зачеты, и, особо, — стрельбу перед охотой. Выезды были не скоротечны, как наш, сегодняшний, — только на выходные, — а в воскресенье, сломя голову, по пробкам – в Москву.
Василич закурил. Дымил он, надо заметить, много: выкуривал одну сигарету, и тут же доставал другую, закладывая её за ухо. Не проходило и пяти минут, как он машинально тянулся к сигарете, доставал её и снова закуривал. Его лёгкие хрипели, как старые порванные меха на видавшей виды гармошке-двухрядке. С этой вредной, многолетней привычкой Василичу надо бы «завязать», и чем скорее, тем лучше. Кто-то из умных сказал, дословно не помню, но смысл такой: привычки сильнее нас, людей, поскольку не мы руководим ими, но они – нами.
— Бывалые охотники, и я с ними, выезжали из Москвы в четверг – день подготовки к охоте, отдых у костра. Пятница и суббота – дни охоты, в воскресенье — обязательно баня, а также продуманное веселье и разные соревнования между коллективами. Как правило, приезжали в охотхозяйство две — три бригады. Одним словом, мужской кураж, посвящение молодых в охотники, песни и анекдоты. Очень просто было отличить коллектив от коллектива. Каждая бригада имела свой отличительный знак: на шее, на тесьме у одних – коготь медведя, у других – коготь лисы, у третьих – засушенная голова вальдшнепа или клюв глухаря. Ну, и у каждого коллектива своя песня, свои приколы, свои герои и авторитеты. Молодого охотника всегда ставили на ответственное место, — и не дай Бог ты промазал! Все три дня чистишь картошку, готовишь еду, моешь посуду. И, для прикола, драишь «центровым» оружие. Поэтому «мазил» было мало, стрелять умели все. Добытчику всегда отдавались голова и сердце, в некоторых коллективах – голова и ноги, но добывшего дичь или зверя – поздравляли все, и преклонялись. Это было искренне.
Старший, бригадир или председатель коллектива поздравлял добытчика первым. Обязательно кропили кровью оружие и одежду стрелка. Если в загоне добывали, попутно, птицу или зайца, их обязательно отдавали тому, кто первый раз на охоте, или ещё ничего не добыл. Сейчас мне очень приятно вспомнить, что, приехав первый раз на охоту, мой знакомый Анатолий отдал мне из-под собаки птицу, охотник Сергей из Тульской области – своего зайца из-под гончей, а Фёдор – первого бобра. Такое душевное отношение к новичку завораживало, и мне захотелось стать охотником, и быть похожим на них бывалых и справедливых.
Традиции сделали свое дело, я стал серьёзно готовиться, и осознанно пополнил ряды охотников. Затем приобрёл оружие, уже понимая, для каких целей, какой ствол и какой калибр нужен мне. Незабываемым было завершение любой охоты. В сопровождаемой охотников машине была всегда большая сковорода, мангал и горелка. Были среди охотников и свои мастера готовить. Каких только приправ у них не было! Первая печенка была только в лесу, даже если уже было темно и поздно. Пока под чаек из казана уплетали печёнку и пели песни — готовился шашлык. Мороз, запах дыма, костер – какая это песня, мужики! Потом уже – на базу: там делили добычу и готовили общий стол. Наш охотничий праздник продолжался, нередко, до утра. Мы обязательно приглашали местных, чтобы и у них был праздник души, и они могли вспомнить нас добрым словом. Уезжали только к обеду в понедельник. За зиму делали два-три таких выезда. До сих пор живу этими воспоминаниями. Какие были праздники! Понравилось, Мария? – спросил Василич, закуривая.
— О-очень! Вы так интересно рассказываете, весь день бы слушала вас. – Коля, ты куда собрался? – обратилась Мария к мужу, встающему из-за стола.
— На кудыкину гору, Маша. Проветриться уж нельзя. – Он спросил о чем-то у Василича и, получив вразумительный ответ, побрел в сторону заброшенного сарая.
Кто такой Василич?